В самом начале войны мы, мальчики 15-летнего возраста, сочли своим долгом явиться в военкомат и просить отправить нас на фронт. Нам отказали, предложив продолжить учебу в школе и ждать, когда придет «ваше» время.
Но вот настал декабрь 1942 г. Мы уже 10-классники! И вдруг, совершенно неожиданно для нас, часть наших девочек добровольно ушли в армию и стали связистками (в т.ч. Соколовы Ира и Нелли – отличницы). Такого удара по честолюбию мы, ребята, вынести не смогли. Мы отправились в военкомат и подали заявления на фронт. Военком внимательно выслушал нас и сказал, что после Сталинградской битвы в нас потребность еще не наступила. Армии нужны квалифицированные кадры. Учитесь дальше, но ваше желание будет учтено.
Ранней весной 1943 г. мы получили повестки явиться в военкомат. Нам предложили выбор из двух училищ: Иркутское авиатехническое и Московское инженерное. Обсудив между собой эти варианты, мы решили, что ИНЖЕНЕРНОЕ – это звучит! Поэтому дали свое согласие на поступление в него. В школе нам пошли навстречу и приняли экзамены за 10-й класс экстерном. Мы получили аттестаты об окончании средней школы. В следующей повестке из военкомата было приказано явиться к 9 ч утра 26 марта с вещами. Сборы были недолгими. В сопровождении представителя военкомата мы погрузились в поезд – прибыли на Курский вокзал. Оттуда перешли на Ярославский (через площадь трех вокзалов). В зале ожидания переночевали и с первым поездом отправились до Болшево. В солнечный, без единого облачка, день мы вступили на территорию Московского военно-инженерного училища.
Мы – это автор этих строк – Ю. Дорофеев, затем Б. Рунов, Е. Акулов, И. Галушкин, В. Князев и Б. Клементьев. Училище нас встретило по-деловому. Баня, получение обмундирования (много видавшего на своем веку), размещение в карантине, 10 дней врачебного осмотра и прививок. Наконец нас определили в роту, в которой нам предстояло превратиться из школят в профессионалов военного дела.
Так мы стали курсантами 1 роты (командир – Зайцев) 1 батальона (командир – Успенский). Я, Б. Рунов и В. Князев были определены в 3 взвод (командир – Лосинов), а остальные – в 4 (командир – Узаркес). Состав роты был интересен тем, что 1 и 2 взводы состояли из выпускников (по очень сокращенной программе) Борисоглебского военно-инженерного училища, которых вновь направили на учебу, временно лишив их звания младших лейтенантов (в училище они прибыли в офицерских погонах) и, сделав их вновь курсантами. Многие из них, неся дежурство по роте, при докладе вместо «курсант» сбивались на «младших лейтенантов».
Из бесед с командиром роты и командирами взводов, мы уяснили, какие требования к нам предъявляются, чему мы будем учиться и как. Было подчеркнуто, что главное в училище – все освоить своими руками, а теоретический курс играет вспомогательную роль (как дальше мы себе уяснили – занятия в классе занимали 10 – 15% учебного времени, остальные – на спецплощадках и в поле).
Наше обучение в училище началось, когда его начальником был генерал-майор инженерных войск Ермолаев, а его заместителем – подполковник Манн. Если первый отличался демократией и во всем являлся истинным воспитателем офицеров, то второй, в какой-то степени, отличался солдафонством, следил за «порядком» и был для всех своеобразным «пугалом». Было так, что, не дай бог, пройти мимо учебного корпуса нестроевым шагом. Бдительный заместитель начальника училища внезапно появлялся перед провинившимися (откуда – трудно было предугадать) и делал хороший разнос. Передвигаться по территории училища надо было только строем. Если идешь вдвоем и рядом, то это нарушение воинского порядка. Нам внушали: «Двое – это команда. Старший идет впереди, второй за ним. При встрече со старшим по званию, первый подает команду. Оба переходят на строевой шаг и отдают честь старшему по званию»! В целом же, все это послужило становлению нас хорошими командирами. Уже на второй месяц обучения мы твердо знали уставы: строевой, внутренней и караульной службы, дисциплинарный.
Казарма, в которой мы жили, представляла собой большое помещение. С одной стороны, у входа с лестничной площадки размещался туалет (уборная и умывальник), с другой – стена, отделяющая помещение от второй роты (коридор тянулся вдоль обеих рот до другой лестничной клетки). Рядом с туалетом размещалась каптерка – царство старшины роты, недалеко от нее – оружейная комната (учебные винтовки, противогазы и т.п.) и место дежурного по роте. На границе с соседней ротой было место дневального по роте (приходилось быть внимательными к действиям соседей, были случаи, когда они «заимствовали» что-нибудь у наших курсантов). Вдоль коридора стояли пирамиды для шинелей, которые надлежало аккуратно повесить и прижать специальной рейкой. За пирамидами находилось спальное помещение», в котором стояли опрятно заправленные двухъярусные койки, а рядом с ними тумбочки, для самых необходимых принадлежностей курсантов (все остальное, включая парадную форму, хранилось в каптерке). В дальнем углу спального помещения было отведено место для «Ленинского уголка», где находились агитационные материалы, вывешивались «Боевые листки», имелись уставы, газеты и журналы. Вот в таких условиях предстояло получить образование войскового инженера (сапера).
Учебный день включал 12 часов занятий: 6 – до обеда и 6 – после него. Подъем в 6 часов утра, отбой – в 22 часа. Коротко – день (каждый день) был таким: подъем, зарядка, туалет, завтрак, занятия, обед, занятия, ужин, личное время, туалет, отбой. Все в темпе, под неусыпным оком старшины и командиров взводов. Проведя в этой круговерти день, получив еду, в виде курсантского пайка – очень скудного, (чувствовал себя голодным псом, а надо учесть возраст, требующий большее количество пищи). Когда вечером добирался до койки, то мгновенно засыпал – проваливался в черноту. Раздававшуюся утром команду дежурного: «Подъем!!» встречал, как издевательство. Но служба... выполнял ее, и очередной день захватывал тебя целиком.
Учеба. Надо было овладеть подрывным делом и минированием, снятием (обезвреживанием) фугасов (сюрпризов) и разминированием (не только своих мин, но немецких и итальянских – такие были, как учебные пособия, действиями с ТОС (техникой особой секретности, а проще – управляемым минированием, взрывами фугасов, устанавливаемых скрыто, на расстоянии), возведением и восстановлением полевых, долговременных и подземных фортификационных сооружений, строительством мостов и наведением переправ, прокладкой дорог, устройством проволочных заграждений и их преодолением, устройством и преодолением электролизуемых заграждений, оборудованием пунктов водоснабжения (на поверхностных источниках), устройством боновых заграждений на водных преградах, способами маскировки отдельных объектов, особенно фортификационных сооружений, которые сами и возводили, искусством стрельбы из винтовки и пистолета и, что особенно важно для сапера – солдата переднего края, искусством рукопашного боя. Чтобы все это выполнить, нужно было быть физически здоровым. Зарядку проводил, как правило, командир взвода, который показывал сначала, как и что делать, а затем следил, чтобы все выполнялось правильно. На него же возлагалась обязанность проводить с нами занятия и по гимнастике. Почему-то особое внимание уделялось умению прыгать через «козла» и «коня». Доходило до того, что курсант, не выполнивший прыжка, завоевывал себе право идти в столовую только после успешного прыжка через «коня» или десятка менее успешных прыжков. Издевательство? Думаю, что нет. Времени ждать у нас не было. К фронту мы должны были быть подготовлены отлично. Я считаю, что наши непосредственные командиры добились выполнения требований нашей подготовки. Физическая сноровка (именно сноровка во всем) обеспечивала выживаемость на фронте. Я благодарю лейтенанта В. Лосикова, обеспечившему получение мною необходимой сноровки.
Несколько памятных моментов из периода обучения. Подрывное поле. За пределами училища, ближе к Подлипкам. Взвод в шеренгу, 25 человек, каждому предназначен пень. Его необходимо подорвать (выкорчевать взрывом). Подрыв выполняется поэлементно, каждый элемент выполняется под наблюдением подполковника Иванова (лет ему вероятно 35-40, седовлас, но подтянут, быстр в действиях). Изготовление зажигательной трубки. Капсюль-детонатор, бикфордов шнур, зажим. Обрезана, зажата как требуется. Осмотр со стороны преподавателя, допуск к дальнейшим действиям. Установка заряда – две 200-граммовые шашки. Предварительный расчет – каким должен быть заряд. Проверка правильности установки заряда, освобождение отверстия для детонатора от бумаги (обертки шашки). Приказ: «Установить зажигательные трубки». Вновь проверка (чтобы не выпали). Всё готово, все готовы. В руках саперные спички. Команда: «Зажигай!». Зажигательные трубки зажигали уже не раз, проверяли скорость горения бикфордова шнура (один сантиметр в секунду), наблюдали выброс струи огня. Теперь же надо взорвать заряд. Все напряжены. 24 трубки зажжены, одна нет. У курсанта трясутся руки, он бросается в сторону от заряда. Длина бикфордова шнура 50 см, все стоят и ждут. Преподаватель командует: «Курсант, назад!» «Зажигай!» Повторная попытка. Третья. Четвертая... зажег. Подполковник Иванов командует: «Кругом! Шагом марш». И сам идет рядом в строю. Прошло уже секунд 30 – 40. Наконец, приказ: «Бегом!», через пару секунд – «Ложись!» Падаем на землю, от пней отбежали недалеко. Взрывы идут один за другим. Комья земли и щепки от пней падают рядом. Вскрик. Это кусок пня падает на спину нерасторопного (испугавшегося) курсанта. Все довольны. Трусость наказана. Команда: «Встать!» поднимаемся, отряхиваемся, занимаем место в строю. Подходим к воронкам, убеждаемся в результатах взрывов. Преподаватель требует сделать выводы: правилен ли расчет (пни разные), чего требовалось достичь, каков результат, что нужно делать в будущем и, ни одного упрека в сторону испугавшегося курсанта. Воспитание командира!
Фортификационный городок – возведение подземного убежища. Взвод разделен на смены. Одни ведут проходку, другие удаляют с помощью бадьи и ворота грунт (песок), третьи готовят и подают обделку (крепь). Всем руководит преподаватель майор Ананич, все быстро решается, процесс отлажен. Вдруг заминка. Не успели укрепить торец штольни, лоб забоя упущен, хлынул, песок. Так как на этом месте возведение сооружений ведется постоянно (после отработки задачи идет разборка сооружения и засыпка котлована грунтом), песок настолько разрыхлен и, даже, подсушен, что легко начинает плыть и его трудно удержать. Так и на этот раз. Группа, работающая в забое, по команде преподавателя стремится покинуть котлован, их поднимают на поверхность с помощью той же бадьи. Трое успевают, их уже подняли. Четвертый в готовности, но песок наступает, и ноги уже засыпаны. Опускается бадья, он хватается за нее, его тянут наверх, но в песке остаются сапоги. После занятий старшина роты с руганью выдает ему другие сапоги.
Площадка, где отрабатываются вопросы возведения свайных опор (одиночных, кустов свай и т.п.). Производим заготовку свай с необходимой заточкой. С помощью «самолета» устанавливаем их, а затем «бойщики» сначала вдвоем, потом вчетвером, «бабой» загоняют сваи до расчетной отметки (до «отказа»). Чтобы «самолет» удерживался в верхней части сваи, в ней просверливается отверстие, в которое загоняется круглый деревянный стержень так, чтобы с обеих сторон торчало его по 25 см. На эти концы и опирается «самолет». Но бывают случаи, когда один из концов обламывается. Так и на этот раз. Двое наверху только начали забивку. Преподаватель подполковник Васильев корректирует действия курсантов снизу, стоя у сваи. Обламывается стержень, «самолет» накренившись пошел вниз, курсанты прыгают, а «баба» летит на преподавателя и бьет его вскользь по голове и плечу. Занятия сорваны, преподавателя сопровождаем в санчасть. Наутро занятия возобновляются, у преподавателя забинтована голова, но он бодр; ведет занятия. Горький опыт учтен. При забивке свай отверстие в ней прожигали раскаленным металлическим прутом, а потом всегда загоняли лом. Сбоев в работе никогда не было.
Дорожный городок – ведем разметку полотна дороги. Отрываем корыто, насыпаем слой (до 10 см песка) подготовки, укладываем через два метра лежни (поперек дороги), а по ним жерди, формируя две колеи, заданной ширины и на заданном удалении друг от друга. Они с помощью скруток закрепляются к лежням. По обе стороны колесоотбои. Занятия вел майор Петров. Если какая-либо заминка – он уже рядом и указывает, как выполнить тот или иной прием, когда надо отрывать кюветы, а когда можно обойтись и без них. Типовые профили дороги мной были вычерчены в блокноте и оказали практическую помощь на фронте, как при прокладке путей, так и при подготовке солдат.
В июне 1943 г. наш батальон курсантов был брошен на подготовку тылового рубежа на Минском шоссе (80 км от Москвы) для резервных частей Западного фронта. Дневная норма состояла 10 пог.м траншеи полного профиля (150 см глубина, 100 см по верху и 60 см по низу). Затем заготовка в лесу жердей и устройство одежды крутостей (при норме – 50 пог.м за рабочий день – 10 ч). Наконец, каждому взводу была поставлена задача: на пересечении просек в лесу возвести 2-3-амбразурные блокгаузы для станковых пулеметов. Два месяца фортификационных работ были такой незабываемой практикой, что все последующие задачи по оборудованию позиций и районов развертывания пунктов управления на фронте казались «семечками». Работами на практике руководил подполковник Сергеев, а в роли прораба у нас во взводе выполнял командир взвода лейтенант Носиков.
В конце июля батальон вернулся в училище, и, сразу же, было предписано выйти в лагерь училища на Пироговское водохранилище. От Болшево до Пирогово 10 км с полной выкладкой, винтовки «на плечо» походным строем с малым и большим привалом. Все по науке. Выход после завтрака, в лагере – к обеду. Жарко, пыль. Настойчиво движемся к цели. Первые сбитые ноги. Хочется пить. Но все вновь по науке. Час движения – малый привал. Старшина роты опытный вояка – фронтовик, вместо воды предлагает крупные кристаллы соли. Надо проверить. Кристалл под язык. К концу привала (минут через 20) жажда исчезла, пить не хочется. Еще час движения – большой привал. (Обычно это делается через 2 часа марша, но, в практике обучения, – делалось через час). Большой привал 40 минут. Можно лечь, ноги повыше. Если необходимо, можно перемотать портянки. После этого остаток пути совсем пустяк. С песней входим в лагерь. Винтовки в пирамиды под брезент. Сами в землянки. Каждая рассчитана на 12-15 человек.
На взвод 2 землянки. Размещаемся. Сигнал на обед. Кухня в землянке, столовая под навесом. После обеда отдых и подготовка к занятиям на следующий день.
Лагерь на берегу Пироговского водохранилища – залив, на другом берегу – лес, а через раствор залива видна Пироговская плотина, возвышающаяся на 30 м над поселком Пирогово, где авиамоторный завод. Можно представить, что произойдет, если плотину разрушить. У нас же основная цель – переправы. Изучаем материальную часть и наводим мосты. Первое – «ТЗИ» (труднозатопляемое имущество), собираем паромчики, а из них наводим пешеходный мост – штурмовой. Это определяет его назначение. По нему движение только бегом. «Бог переправ» полковник Езерский предупреждает, бег не в ногу, тогда мост устойчив. Как только сбиваемся и бежим в ногу, мост начинает раскачиваться, недолго сорваться в воду. Затем следуют надувные лодки «А-3». Снова – паромы, затем – мост. Много времени уходит на накачку лодок воздухом, хоть меха и большие. На соревнованиях по работе с «ТЗИ» и «А-3» наша рота занимает первое место. Переходим к парку «НЛП» (новый легкий парк), сделанному из фанеры. Лодки складные. Наводка из них моста намного быстрее, чем из надувных лодок. Сложнее поднести их к воде, особенно – 70-кг якорь, лапы которого на плечах, а пестик – вдоль спины, все время хлопает и подгоняет. Полковник Езерский лишь подбадривает: «Понтонным шагом! Понтонным шагом!», а это значит – бегом. Из парка «Н2П» в училище было четыре полупонтона, поэтому учились их соединять и собирать паром. На всем этом имуществе с веслами переправлялись через залив и обратно. Устраивали гонки. Месяц пролетел незаметно. Конец августа и половина сентября были заняты выполнением особой задачи. В Пироговское водохранилище немецкий торпедоносец сбросил торпеду, которая в плотину не попала, но взорвалась у дамбы, сделав приличную воронку. Угроза разрушения плотины нависла. Надо было прикрыть ее двумя рядами стальных сетей. На берегах по обе стороны плотины нами были забиты кусты свай, между ними на стальных тросах были повешены обрубленные по профилю дна водохранилища стальные сети. Сети вывозились на паромах из «НЛП», крепились к временным поплавкам (бревнам) и затем спускались в воду. Во время одного из таких заездов на водохранилище перед плотиной разыгрался настоящий шторм, волна достигала 1,5 м. Наша команда во главе с лейтенантом Ганжа находилась на пароме. Сдерживали его веслами. С волнением бороться было трудно и нас на пароме перебросило через заграждения и погнало к плотине. Хорошо, что у нас был швартовый конец, длиной около 8 м. Им и сумели зацепиться за трос заграждения и подтянули паром. Но перебраться через заграждения оказалось трудным делом. Воспользовавшись моментом, когда набежала волна, Б. Рунов и я прыгнули через борт с двух концов парома и, держась за борт руками, ногами загнули трос под паром, затем также поджали и второй трос. Паром оказался на свободной воде, отцепили швартовый конец и налегли на весла.
Сначала продвигались вдоль бонового заграждения, затем – вдоль берега и достигли лагеря. Насквозь мокрые, но довольные вытянули понтоны на берег и отправились сушиться. Приобретенный опыт пригодился мне на фронте, когда пришлось спасать наплавной мост на р. Нейсе.
Занятия по тактике с нашим взводом вблизи Болшево проводил полковник Гагин. Он всегда указывал, что сапер должен знать тактику не хуже общевойскового командира, должен уметь руководить боем, а не только обеспечивать выполнение задач пехотой. Взвод всегда выдвигался тремя колоннами (по отделениям) на расстоянии 150-200 м друг от друга. Преподаватель руководил действиями отделений флажками, то останавливая их, то направляя на какой-либо ориентир. Надо отдать ему должное, мы понимали команды и умело их выполняли. Он нас учил действовать рассыпным строем, занимать оборону, окапываться пехотными лопатками, переходить в наступление. Занятия всегда проходили насыщенно и приносили большую пользу.
Заканчивался сентябрь 1943 г. и наши 6 месяцев обучения в училище. Все были в напряжении: скоро выпуск, присвоение офицерских званий и отправка в действующую армию. Но ... вдруг. Однажды после обеда нашей роте было приказано прибыть в клуб училища. Мы радостно туда поспешили. Расселись, успокоились. Прозвучала команда, вошел начальник училища. Беседа была не очень продолжительной. Генерал Ермолаев объявил приказ о выпуске курсантов 1 и 2 взвода. После этого они покинули зал, а наши два взвода остались, ожидая своей участи. Сказав нам, что на фронте наша армия имеет успех, что оборона в больших масштабах в последний раз была на Курской дуге. Сейчас же войска перешли в наступление везде и саперы в чистом виде пока не нужны. Нужны же штурмовики. Поэтому наши два взвода будут готовиться по новой программе еще 6 месяцев и нас выпустят командирами штурмовых взводов для замещения должностей во вновь создаваемых инженерных штурмовых бригадах.
Для прохождения дальнейшей учебы нас перевели во 2 батальон (командир – гвардии майор Гринев) в 7 роту (командир – старший лейтенант Семилуцкий), командирами взводов стали новые офицеры (фамилий, к сожалению, не помню).
Начался новый этап. Но вернусь несколько назад, чтобы вспомнить, что приходилось выполнять кроме учебы.
Достаточно много времени уходило на несение караульной службы. Дней через десять после принятия присяги (начало апреля 1943 г.) мне пришлось быть впервые часовым у парка инженерной техники, который располагался в западной части территории училища. Что и как делать знал назубок, это теоретически. Практически это выглядело так. Пасмурный вечер, под ногами слякоть, сапоги быстро намокли, с пруда, (еще покрытого льдом), что невдалеке, тянет прохладный ветерок, быстро, опускается туман, шинель, через которую можно смотреть (изношена до предела, другую получил лишь при отъезде на фортификационную практику), не греет. Приходится быть в непрерывном движении, но участок мал, метров 20 в одну сторону, метров 20 – в другую. Пританцовывая перемещаюсь туда – сюда. Из-за тумана объект охраны мне не виден, знаю лишь, что подойти к посту могут со стороны, проходящей рядом дороги. Это несколько облегчает охрану парка машин. На посту стоим по 3 часа, затем 3 часа бодрствования в караульном помещении и, после этого, 3 часа отдыха. Моя первая смена подходит к концу, слышны шаги, но не видно кто идет. Вроде один человек, прислушиваюсь – вроде двое. Иду навстречу и кричу: «Стой! Кто идет?» Ответа нет. Повторяю, снова, снова. Тишина. Командую: «Стой! Стрелять буду!» В ответ: «Проверяющий». Показывается силуэт, за ним – второй. «Стой. Кто сопровождает?» Ответ: «Разводящий». «Разводящий ко мне, проверяющий на месте». Замешательство. Второй силуэт приближается. Вижу, что действительно наш разводящий. Спрашиваю кто с ним. Он уже командует, чтобы проверяющий подошел. Подходит старший лейтенант (не из нашей роты) и начинает выговаривать, что я не так веду себя, как положено часовому. Я, не обращая на это внимания, прошу у разводящего разрешение на продолжение несения службы. Я отвечаю, что службу несу правильно, а разбор действий готов выслушать в караульном помещении после смены. Проверяющий и разводящий уходят, но смена моя происходит лишь через час Дальше все шло нормально. Разбор же состоялся на следующий день у командира роты Зайцева. Выяснив, что произошло (разводящий был здесь же), командир роты одобрил действия и упомянул, что проверяющий подал рапорт, в котором упор сделал на мою грубость и оскорбление офицера. Это меня возмутило еще больше. Командир роты сказал, чтобы я не кипятился, он все уладит. Результат происшествия был неожиданным. По предложению командира роты меня избрали в состав бюро комсомола роты.
За год обучения в училище пришлось нести караульную службу у Знамени училища, у Южных и Северных ворот, на учебных площадках и у склада сена, у склада имущества и дровяного склада (охранялись дрова и пиломатериалы). На каждом посту были свои особенности, хорошие и плохие стороны. Недаром в будке постового у Южных ворот было написано каким-то стихоплетом:
«Не люблю я эту будку,
не дадут поспать минутку.
Но люблю я пост у сена,
Спи, пока разбудит смена».
Знание всех постов сослужило мне добрую службу, когда стал ходить в караул разводящим, а затем и начальником караула.
Большое внимание в училище уделялось физической закалке. Кроме физзарядки выполнялись упражнения на гимнастических, снарядах, которые стояли вдоль здания казармы. Раз в неделю обязательно был километровый кросс и преодоление полосы препятствий (около 100 м). Все это медленно, но верно закаляло курсантов. Занятия по учебным дисциплинам становились более продуктивными, так как усталость уже не мучила, как в первые дни пребывания в училище.
Не малое значение имело несение службы в нарядах по роте и по училищу. В последнем случае это было дежурство по кухне и столовой, а также на кухне подсобного хозяйства, где готовили еду для свиней. Запомнилось это по причине постоянного недоедания (малый паек) и возможности что-либо перехватить из пищи (тарелку супа, котелок картошки и т.п.).
Вернемся к сентябрю 1943 г. Нас определили в 7 роту, два взвода которой полностью состояли из фронтовиков. Считалось, что они имеют значительный опыт. За предыдущие 6 месяцев мы его приобрели так же. Поэтому, чтобы стать штурмовиками, 6 месяцев достаточно и тем, и другим.
Обучение в этой роте началось с уборки картошки (в колхозе недалеко от Болшева), а затем заготовки дров (в лесу на берегу Клязьменского водохранилища). Словом, к обучению по программе штурмовиков приступили только после ноябрьских праздников.
Пока же о картошке. Копаем ее день, другой. Сушим, засыпаем в мешки. Тыловики грузят и отвозят в училище, засыпают на хранение. Вдруг получено разрешение испечь картошку и поесть. С удовольствием, без задержки и сдерживания, так как полуголодное существование воодушевляет нас, выбираем ровные, даже красивые, картофелины и зарываем в золу костров. Через некоторое время с удовольствием съедаем их. Сыты. Но перестарались и испекли картофеля с избытком. Решаем убрать испеченный картофель в укромное место в кустах, а потом его съесть. Сделали. Ночь не очень холодная. Утром пробуем свои запасы, а картофель испортился – прокис, есть его нельзя. Разочарование невозможно описать.
Теперь же об учебе. Чтобы мы стали профессионалами – штурмовиками, нас экипировали соответствующим образом. Каждый получил панцирь с наплечником и фартуком – защищены грудь, живот и ноги до колен. Наплечник, когда ползешь, прикрывает сердце. На голове каска. Словом, почти средневековый рыцарь. Панцирь можно скрыть под шинелью или телогрейкой. К этой защите мы получили автоматы с запасным диском в чехле на ремень, две гранаты в чехле (Ф-1), нож в ножнах, пехотную лопатку. Обязательно надевали противогаз и вещмешок с пригрузкой (около 12 кг) Общая масса всего, что пришлось носить, была около 40 кг. Тяжело, но приятно. Нужно. В программу обучения входили тактика в большем объеме, чем была при изучении саперного искусства, штурмовые действия в специальном городке, штурмовая полоса, увеличенная до 200 м (три вида проволочных заборов, лабиринт, бум низкий, бум через ров с водой, деревянный забор высотой в 2 и 2,5 м, вышка 2 и 3 м, макет дома и окоп), которую нужно было преодолевать после километрового или трехкилометрового броска, подготовка и подрыв зарядов на различных объектах, которые штурмовали, и т.п. Зимой, в той же экипировке, действовали на лыжах. К апрелю 1944 г. мы уже знали почем фунт лиха и многое умели.
В ноябре 1943 г. мне присвоили звание сержанта, назначили командиром отделения, забот прибавилось. Другими отделениями командовали бывшие фронтовики. Это мне льстило.
Штурмовик должен хорошо стрелять из всех видов оружия. Поэтому учили стрелять не только из винтовки или карабина (в те времена основное оружие сапера), но и из автомата, ручного и станкового («Максим») пулеметов, из гранатомета и противотанкового ружья (Дегтярева, Симонова, первый 1-зарядный, второй – 5-зарядный, патрон-снаряд в миниатюре), а также прицельно метать гранаты (по амбразурам огневых сооружений, по окнам макетов домов) – ручные противопехотные (легкие – РГ, «лимонки», тяжелые оборонительные – Ф-1) и противотанковые (для этой же цели – связки ручных гранат). Кроме того, использовать для прикрытия позиций огнеметные средства: саперные, пушки СП-1 и СП-2, представляющие собой фанерный цилиндрический бочонок (высотой – 50 см, в диаметре – 30 см), в котором находился вышибной заряд и 7 (СП-1) бутылок с зажигательной жидкостью «КС» или стеклянный баллон, заполненный водой, в которой были плотно уложены кусочки (1 куб.см) фосфора. Приводились они в действие с помощью взрывателя – МУВ вручную (от МУВ в окоп или амбразуру, если были ДЗОТы, тянулись проволочки, которые в нужный момент наблюдатель натягивал, чеки вырывались, вышибные заряды срабатывали в сторону противника летели разбитые взрывом бутылки или баллон, зажигательная жидкость воспламенялась, а кусочки фосфора, падая на поверхность земли, подсыхали и также воспламенялись). Это средство было эффективным, оно не только поражало людей, но, воспламеняя траву и т.п., действовало психологически, устрашая противника (практически, со слов преподавателя, СП-1 и СП-2 широко применялись на Калининском направлении и на Северо-Западном фронте).
СП устанавливали в ровик под углом 30-40 градусов по несколько штук на огневом рубеже, что обеспечивало их одновременное или поочередное применение и накрытие значительных площадей зажигательным веществом.
На учениях, проводимых в училище (декабрь 1943 г. и в конце февраля 1944 г.), СП-1 и СП-2 нами использовались. Там, где они «стреляли», «противник» подойти к позициям не мог. На февральских учениях произошел трагикомический случай. Курсант из моего отделения Ф. Голубец, когда мы преодолевали зону, по которой стреляли СП-2, забрал горсть красивых кубиков (горящий фосфор, падая в снег, растоплял его, погружался в воду и гас) и положил их в карман шинели. Поскольку нам перед этим пришлось много передвигаться ползком, шинели были влажными и фосфор в кармане не воспламенился. Когда же вернулись в казарму, разделись и повесили шинели на вешалку, они подсохли и через несколько часов под вешалкой появился дым. Только развернули шинели, как одна из них тотчас загорелась. Ее быстро отнесли в умывальник, бросили в желоб и стали заливать водой и, вдруг, из прогоревшего кармана посыпались кусочки фосфора. Только тогда узнали причину возгорания. Шинель же на уровне кармана успела так прогореть, что полы, когда их потянули, оторвались. Шинель носить было нельзя.
«Забавный» случай произошел со мной при первой стрельбе из противотанкового ружья. Инструктор объяснил, как целиться, как нажимать на спусковой крючок (достаточно тугой) и указал мишень для стрельбы лежа. Взял ружье, как обычную винтовку (ружье Симонова), прицелился (левая рука на цевье, правая на шейке приклада, палец на спусковом крючке), произвел выстрел и ... удар (отдача) была такой силы, что меня перевернуло на спину. Могло перебить ключицу, но, слава богу, миновало, отделался лишь хорошим синяком во все плечо. Оказывается, ручка, «неизвестного назначения» снизу приклада предназначалась для левой руки. Надо было за нее, как можно сильнее, прижать приклад к плечу (врасти в него). Тогда, при выстреле, тело играло роль сошника и гасило отдачу. Получив такой, опыт, следующие выстрелы производил по всем правилам.
Еще один интересный случай. На завершающем этапе преодоления полосы препятствий необходимо было гранатами подавить «огневые точки противника», в доме (макет стены), бросая их в окна 1 и 2 этажей. Штурмовать дом разрешалось только в случае попадания всех гранат в окна (учебные гранаты массой 0,6 кг). Курсанты перемещались группами, одна за другой и, соответственно, следующая группа бросала гранаты и штурмовала дом, когда предыдущая группа, проскочив в окна, занимала окоп примерно в 15 м от дома. Так было и в этот раз. Первая группа все выполнила и по времени должна была уже занять окоп. Следующая группа наша. Бросили гранаты, они уверенно летят в окна. Вдруг слышим не вскрик, а писк. Бросаемся к дому. Оказалось, что сержант Здаренко после прыжка в окно, упал, а быстро встать не смог. Одна из гранат попала в каску на голове и оглушила его. Пришлось срочно его эвакуировать в санчасть. Все обошлось благополучно. Через пару дней он был в строю.
Большое внимание в училище уделялось лыжной подготовке. Было 2 трассы: одна ближняя около училища – 5 км, вторая по направлению к водохранилищу – туда и обратно 15 км. Часто ходили на лыжах с полной боевой выкладкой штурмовика. Устраивали соревнования между ротами всех батальонов училища. В команды от рот включали всех сержантов и несколько курсантов – всего 15 человек. Наша 7 рота показывала неплохие результаты. В феврале 1944 г. перед днем Красной Армии проходили соревнования, посвященные ее 26-й годовщине. Наша команда пришла первой. На лыжне в пылу борьбы где-то потеряли сержанта Здаренко. Когда, где и почему он отстал, никто не заметил. Команды других рот, одна за другой, приходили к финишу, и мы отодвигались на последнее место. Пойти навстречу Здаренко нам не разрешили, хотя поиск его надо было начинать. Наконец, вдали показалась фигура, идущая к финишу (ноги расставлены шире плеч, палки не помогают движению, а лишь удерживают человека в полусогнутом положении). Вот и линия финиша. Здаренко преодолевает ее и без чувств падает на снег. Его быстро подхватывают и уносят в санчасть. Начальник училища подводит итог. Журит нас за потерю товарища. Но, учитывая стремление Здаренко к победе, настойчивость и упорство, присуждает первое место нам. Здаренко же, как выяснили потом, задержался из-за порчи крепления, долго его налаживал, бросился догонять, не соразмерил силы и сорвался. В роту он вернулся лишь через месяц, после восстановления сил.
В феврале 1943 г. должна была состояться Московская конференция представителей СССР, США, Великобритании по вопросам дальнейшего ведения Второй мировой войны. Ожидался прилет Ф. Рузвельта и У. Черчилля. Поскольку в обстановке на фронтах было некоторое затишье, то командование Московского ВО решило выявить лучшую роту для почетного караула на аэродроме и устроило соревнование между общевойсковым училищем им. Верховного Совета, училищем Пограничных войск, Московским военно-инженерным училищем и штатной ротой почетного караула Московской комендатуры. Подготовка началась в сентябре, ежедневно по 2 ч и длилась в течение 3-4 недель. Нашим командиром был В. Савватьев, отличный строевой офицер, прекрасно марширующий и владеющий шашкой. Высокого роста. Красавец. Когда он (в порядке тренировки) подходил для доклада к «главе правительства», брал шашку «под высь», а затем салютовал, то это представляло восхитительное зрелище. День за днем наша парадная 3-взводная рота превращалась в цельный, подчиненный одной цели коллектив. И вот день соревнования, мы в аэропорту (где в дальнейшем проходили все предпарадные тренировки). Четыре роты замерли в строю. Первая рота – общевойсковая. Курсанты в тёмно-зелёной парадной форме, в касках, на руках коричневые перчатки. Вторая рота – пограничники. Тоже в мундирах, в зеленых фуражках и темных перчатках. Третья рота – наша. В полевой форме (иной не было), в повседневных фуражках и без перчаток. Четвертая рота – рота почетного караула, одета с иголочки. Общевойсковики все малого роста (где-то около 165 см). Пограничники и мы постарались подобрать высоких ребят (я ростом 180 см в первом взводе стоял в 4 шеренге). Соревнования закончились в прохождении под оркестр и с песней. В этом и другом нам равных не было. В конце соревнований, когда перед нами выступил комендант Москвы, он отметил, что саперы превзошли все ожидания, на втором месте рота почетного караула, дальше – пограничники и на последнем месте пехота. Здесь же он объявил, что нам будет выдано парадное обмундирование. С тем мы вернулись в училище. Рады были безмерно. Но время шло, обмундирование мы не получили (тренировки кончились), а встреча на высшем уровне состоялась без нас. Позже нам сказали, что гостей встречала рота почетного караула. Но соревнования все ж сослужили добрую службу. Процесс подготовки остался в памяти и, в дальнейшем, в ходе строевой подготовки в войсках позволил быстро приучать солдат к строю. Парадная форма нам была выдана к 7 ноября 1943 г.
Весна 1944 г. Военное время, но нам объявляют, что 2 батальон отправляется на стажировку. В поезд, пересадка и мы в Подольске. Сюда для пополнения и боевой учебы выведена 1 гвардейская комсомольская Смоленская штурмовая бригада. В этой бригаде мы стажируемся командирами взводов. Молодое пополнение учим мы саперной премудрости, а старожилы-фронтовики учат нас штурмовым действиям. Идет взаимное обогащение. Нас и потом, после стажировки, волновал вопрос, как это могло быть, что, несмотря на напряжение на фронте, нашли возможность организовать месячную стажировку. Спасибо за заботу о нас. Она наверняка дала возможность приобрести опыт и сохранила многим жизнь в боевой обстановке. Тем более, что стажировка была не на дублирующих, а на штатных должностях. Офицеры (штатные взводные) в течение этого месяца проходили сборы и шлифовали свое мастерство. В порядке эксперимента, командование бригады пошло навстречу, нам продемонстрировали прочность нагрудного панциря. При стрельбе из пистолета даже на расстоянии двух метров пробить панцирь не удалось, при стрельбе из карабина пуля пробивала панцирь с расстояния 25-30 м, т.е. тогда, когда противник может быть подавлен гранатами.
Перед стажировкой смена командира роты. Семилуцкий уехал на фронт, а на его место был назначен старший лейтенант Яцук Ф.Я., который нас и выпускал.
Еще одно интересное событие было у нас в марте 1944 г. В 3 батальоне учились девушки, была знаменитая женская рота. Батальоном командовал майор Городецкий. Он установил драконовские меры и пресекал всяческие попытки завести с девушками знакомство. Но речь не об этом. Вблизи училища развернулась инженерная бригада, оборудовавшая свой район расположения. Нас – курсантов прикрепили к подразделениям для обучения солдат саперному ремеслу (подрывному делу). Особенность же этого заключалась в том, что в бригаде мужчиной был лишь командир бригады, а заместители, командиры других рангов были женщины, солдаты же – просто девчонки. Вот их-то мы и готовили штурмовиками (подрывниками). Бригада, если можно положиться на память, была названа Первой женской инженерно-штурмовой бригадой. Она закончила формирование и подготовку в мае месяце и убыла на фронт, многими взводными в ней стали выпускники женской роты. О ее судьбе больше никогда и ничего (официально) я не слышал.
Заканчивался май, когда нам объявили, что обучение закончено и училище ждет приказ о нашем назначении. Прошло несколько дней, нам зачитали приказ о присвоении нам воинских званий – «младший лейтенант». Обучение в училище завершено – едем на фронт.
С благодарностью вспоминаю училище, командиров и преподавателей. Они подготовили из нас не плохих специалистов. Жаль память не сохранила все имена. Они достойны того, чтобы их помнили.
...
Конец мая 1944 г. Распределение выпускников Московского военно-инженерного училища проводилось методом нарезки по алфавиту: номера армий, нужное количество выпускников на «А» – столько, туда-то; на «Б» – столько, туда-то, и т.д. Вот и мы – трое на «Д» (Диков, Дорофеев и Дерюгин). Все младшие лейтенанты, все готовы стать командирами взводов. Все равны и одинаковы. Нас направляют на 1 Украинский фронт в 4 танковую армию.

 

Примечание. Фамилия командира взвода не установлена, по тексту: Лосинов, В. Лосиков, Носиков. Сержант Здаренко, в действительности Здоренко И.Я., Яцук Ф.Я. – Яцюк Я.Ф., Гагин – возможно, Гогин Б.Г.