По минному полю Жизни
Рогожкин О.Б.
выпускник 1960 года
* * *
УЧИЛИЩЕ
(окончание)
В правом верхнем углу нашего общего выпускного фото красуется Саша Кобенко. Высокорослый, сухой и поджарый, но — спортивному подтянутый Саша был в нашем взводе, да и вообще в училище лучшим спортсменом — великолепным баскетболистом, ручником, волейболистом. Он входил в многочисленную группу Калининградцев — как говорится — хозяев этого дома, а мы вроде бы были как в гостях — со стороны.
Почти все ребята пришли сразу из школы и были удивлены, когда увидали в моем комсомольском билете мою получку — ежемесячно по две тысячи пятьсот рублей — для ребят это была астрономическая цифра — а на севере это была получка техника связи — пусть не самая маленькая, но и не большая. Дело в том, что по выпуску мы получили лейтенантскую получку — 1180 рублей — и ребята подшучивали надо мной — надо было тебе три года учиться, чтобы начать получать в два раза меньше чем на гражданке. Так это было. Не все в этой жизни оценивается деньгами, хотя и их отсутствие или нехватка — очень не украшают жизнь. Я это сполна ощутил в своей лейтенантской жизни.
Но вернемся к Саше Кобенко — вернее к памяти о нем, погибшем на госпитальной койке. В службе своей, а службист он был великолепный — Саша дошел до полковника — командира инженерной бригады группы войск от Забайкальского военного округа на территории Монголии. На одном из специальных занятий он показывал солдатам — как нужно изготавливать зажигательную трубку для подрыва тротиловой шашки. Особенность заключается в том, что капсюль-детонатор, надетый на огнепроводный шнур должен обжиматься по нижнему, открытому поясочку специальным обжимом, похожим на плоскогубцы. Если рука дернулась и ты прихватил детонатор в средней части, где впрессован Азид свинца или Гремучая ртуть, то происходит взрыв детонатора и мелкие алюминиевые осколки бьют по глазам, поскольку обжим проводится на уровне глаз и перед лицом — чтобы видеть где и как и что ты обжимаешь. Сашу что-то отвлекло от этого процесса, и обжим скользнул по детонатору. С разбитым лицом и почти выбитыми глазами Сашу доставили в госпиталь, сначала в Читу, а потом в Москву в Бурденко — в ЦВГ МО. Сложные операции смогли восстановить зрение, но психологический удар оказался сильнее. Меньше чем через год он тяжело заболел и умер. В нашей памяти он живет большим, красивым, настоящим парнем.
Хорошим товарищем у меня был в училище Гена Глебов — друг Геша. Вот уж действительно никогда не унывающий человек. Уже полковником он заглянул ко мне в кабинет в Одесском военном округе — когда приехал с какой-то проверкой по линии ПВО. Встреча была радостной, с хорошей дозой коньяка и лимончика. Он все хлопал меня и говорил — я еще тогда верил, что ты станешь генералом. Давай за это выпьем! Уволился Гена на пенсию с должности начальника инженерной службы в ПВО Киевского военного округа. Вот такие судьбы, — у всех разные, как разные и люди и их жизненные пути.
Пусть меня простят мои однокашники — добрую половину взвода не упомянул только потому, что их судьбы обрывочными данными скупо просачивались в жизнь.
В самом начале службы погиб Витя Плахов — в Северо-Кавказском округе зацепился автокраном за провисшую высоковольтку и сгорел. Леня Кирилишин был командиром инженерного полка и за разминирование был награжден орденом "Красной звезды". Витя Техтыло, Витя Михайлов и Володька Артамонов — мы его звали "Коняга" — все эти ребята в первые же годы ушли из армии и вернулись в родной Калининград. Не знаю, как сложились судьбы моих ребят — Марика Медвецкого, Жени Фролова, Гены Макарчика, Валеры Марцева, Вити Техтыло, Леши Воронова, Леши Шуманского, Сережи Дьяченко, Вити Первовского, Володи Князева, Вали Цветкова, Коли Ефременкова. Простите мне ребята, что за суетой службы было не до переписок — нужно было служить. Надеюсь, что у Вас всех все благополучно.
До сего дня вспоминаю благословенные дни трех училищных лет.
Проучившись, первые полгода мы поехали в войска на стажировку Наше строевое отделение попало в полном составе в г. Советск — бывший Тильзит, знаменитый подписанием между Россией и Германией знаменитого Тильзитского мира. Все мы стали командирами отделений в саперной роте мотострелкового полка и начали тихо и мирно стажироваться. Тильзит — это небольшой старинный Восточно-Прусский городок на берегу Немана. Через реку переброшен высоководный мост, построенный саперами еще в годы войны из фанерных многослойных клееных ферм. А за рекой уже Литва, с маленькими поселками Пагегяй и Панемуне. Хорошие игрушечные поселки. Я специально в воскресенье на автобусе ездил их смотреть — типичные западные городочки. Мы не были бы курсантами, если бы сразу же не разыскали нормальный коллектив с девчатами. Им оказалось местное педагогическое училище, и мы определились с нормальным времяпровождением в свободные вечера. Стажировка прошла на ура!
Климат Восточной Пруссии — теплый и влажный был весомым подспорьем в кроссах, пробежках и всяких разных соревнованиях, а то, что я еще в школе занимаясь боксом, накачал хороший пресс — вообще делало для меня все спортивно-физкультурные задачи — легкой прогулкой, чего не сказать многим моим товарищам.
Тогда и там я влезал во все виды спорта, в какие только мог — баскетбол, волейбол, ручной, стрельба, настольный теннис и многое другое. А вот лошадиный спорт — бег — не любил. Когда изредка выпадал снег — вспоминал своё Заполярье и помногу ходил на лыжах. Ну а занятия были занятиями. Наши наставники прошли войну и в обучении были не только строги, но и непреклонны. Ночью устанавливали вручную минные поля на переднем крае — шел нудный и мелкий дождь, и приходилось буквально носом бороздить воду. Попробуй только поднять голову — сразу команда — Отбой! — На исходную позицию и начинай снова! И из-за одного снова начинали все — вот это действовало! Мокрые были насквозь и глубже, а выматывались, тягая по четыре мины — каждая по 10-12 кг — просто до ужаса. В казарме падали на койки и спали как убитые. А уж когда взвод был дежурным подразделением — перепадало нам по черному! Поднимали в 12 ночи и пешком гнали на станцию Свобода за 5 километров на разгрузку вагонов с углем. А когда под утро возвращались в казарму, то все спали на ходу, держась за ремень впереди идущего и автоматически переставляя ноги.
Но вернусь к ночным занятиям. Почему вода стояла на полях? Раньше у немцев буквально на всей территории была установлена дренажная система, где керамические трубки собирали воду на разных уровнях — неглубоко от поверхности тонкие, глубже — потолще и еще глубже до 15-20 см в диаметре собирали воду с полей и сбрасывали ее в Прегель. Конечно, после войны в это никто не вникал, да и не занимался — все пришло в запустение и вышло из строя. Вот такая арифметика.
Взрывные работы и разминирование — эти дисциплины стали главным подспорьем во всей моей службе в армии, поскольку лично сам от лейтенантских до генеральских погон занимался разминированием. Но об этом позже.
Был и еще один интересный эпизод в курсантской жизни. Уже на втором курсе ввели зимние каникулы на 10 дней во второй половине января и разрешили — кому недалеко — уезжать домой на побывку. Недалеко — это до Москвы, Ленинграда, Киева и тому подобное. У меня были знакомые нашей семьи в Питере, которые с удовольствием согласились на мой приезд. Кроме того — в Питере учился в институте физической химии мой друг детства Юра Калмыков и я, записавшись в отпуск, дал его адрес в институтской общаге. Если бы я знал, какие это будет иметь последствия — наверное, не делал бы этого. В последний день перед отпуском я попал в наряд по роте — дневальным. Но дневальный — это не только "дне", т.е. днем, но и ночевальный, т.е. несущий вахту у тумбочки при входе в казарму еще и ночью. В это время сержант — дежурный по роте тоже отдыхает и на это время ключи от всех помещений, в том числе и от оружейной комнаты передает второму дневальному, которым в этом наряде был Саша Соколов — мой однокурсник из нашего же взвода. Здесь нужно отметить, что это был не просто Саша, имевший в то время всего 16 лет и крепкую мускулистую фигуру. Это был чудесный москвич, но из числа — оторви и выбрось — которого папа и мама от греха подальше пристроили в инженерное училище, а то бы посадили рано или поздно, скорее даже рано. Сашкин папа — академик, светило в советской гидравлике был руководителем проекта и строительства Ассуанской ГЭС в Египте, и соответственно дома почти не жил, но семья ни в чем не нуждалась. Саня с раннего детства попал в круги золотой молодежи. Это про него написано:
В Ленинграде - городе
У пяти углов
Получил по морде Саня Соколов
Получил и получил — и ладно
Значит, получил — не напрасно.
Говорили, что Саня был знаком и с Володей Высоцким. Сашка был хорошим, компанейским парнем, но всегда был себе на уме.
В эту ночь я отстоял свою смену, лег спать, а утром получил проездные, отпускной, сел в поезд и через Ригу поехал в Питер. Любимая третья полка в общем вагоне и утром — Рига. До Питерского поезда был почти весь светлый день, и я бродил по Риге — смотрел знаменитую Криш Барон Иелу, часы у мостика и прочие отменности — Рига тогда, да, наверное, и всегда была и осталась заграницей в нашей совковии. Ленинград встретил небольшим снегом и небольшим морозцем, так что вязаная шапочка, что я купил в Риге — весьма пригодилась. Я быстро нашел Юру Калмыкова — но у него была зимняя сессия, и я не стал ему мешать.
Ударился в музеи — три дня ходил в Эрмитаж — как на работу — потом в музей флота на Стрелке, потом в художественные музеи — отпуск пролетел как за минуту Правда Юрка говорил, что у них в общаге был шмон, и кого-то искали, но ему было не до этого и деталей он не знал. Я тоже не придал этому значения — а зря!
Ровно через 10 дней, но по традиции — без пяти минут 12 ночи я отметился у дежурного по училищу. Он на меня как-то непонятно посмотрел, но ничего не сказал, и я потопал в казарму. Там конечно никто не спал — все поприезжали из отпусков и делились впечатлениями, но косые взгляды в мою сторону были. Все начало разъясняться после того, как мой друг Женька Шувалов, отведя меня в сторону, тихо спросил — зачем я в ночь перед отпуском стырил из оружейной комнаты пистолет ПМ — Макарова. Все эти 10 дней на уши были поставлены все — разыскали весь наряд, который стоял в эту ночь — кроме меня, но все от этого дела открестились. Остался один я, и полагали, что я приехал из Норильска — а это Норильлаг, мало того на запрос в военкомат на Север ответили, что я с воинского учета не снимался, сбежал из города и числюсь в розыске. Попытка найти меня в Ленинграде — в общаге института — тоже не дала результатов — не нашли и даже не было такого в Питере в помине. Я лег спать, зная, что все это чепуха. Но утром, еще до общего подъема меня разбудил некто в штатском, попросил пройти с ним. В штабе училища сбоку была незаметная дверь, куда меня завели, усадили перед столом на стуле и традиционно осветили настольной лампой. Пожилой подполковник ласковым голосом попросил рассказать, как я нес службу в ночное время. Я сказал, что нес службу по уставу — тут сзади заорал этот штатский — тебя гад, спрашивают, как нес, а как по уставу мы без тебя знаем. И хотя у меня коленки подрагивали — я сказал подполковнику — если этот будет орать, то я вообще разговаривать не буду. Тут же этот штатский вышел, и мы продолжили разговор. Через 30 минут все разъяснилось и с моей непричастностью и с тем, что я нигде и ни от кого не скрывался. Но того, кто свистнул пистолет, так и не вычислили.
Все выплыло наружу летом, когда на майские праздники из Москвы на побывку к сыну приехала мама Саньки Соколова. Она прогуливалась с комбатом по дорожке около батальона и спросила его — а зачем вы курсантам — еще мальчишкам выдаете пистолеты. Комбата как громом поразило. Слово за слово и выяснилось, что мама увидала у Сашки в чемодане среди вещей пистолет и на вопрос — откуда это? — Саша сказал, что это выдают каждому, как будущему офицеру уже на втором курсе. Через 15-20 минут Саня уже показывал комбату и особистам тот кустик за забором училища, под которым он закопал пистолет в промасленной тряпке. Не в то время и не в той стране родился Санька — в Штатах над этим может быть, и посмеялись, как над шуткой — но не у нас — Саня вылетел из училища, и никакие заслуги папы не помогли. Через год его призвали в армию и следы его потерялись.
Отдушиной курсантских лет были отпуска на весь август, когда я на верхних полках добирался до Дагомыса — к родителям и нырял на месяц в ласковое Черное море. Это поэма — поэма о подводном мире, который рядом с нами. Мало кто его видел и просто знает, что он существует, но какой он красивый, искристо переливающийся раздробленными водой лучами жаркого солнца, которые тысячами желтых шпаг пронизывают зеленую воду и уже через 2-3 метра мягко растворяются в зыбкой мутноватой синеве манящей глубины. В маске с трубкой и ластах человек кажется большой птицей парящей между небом и дном — в мириадах пузырьков воздуха и переломанной бликами невесомой воде. А в глубине проявляются как в ванночке с проявителем разломы скал, которые уступами уходят в таинственный мрак. И вот там, под скалами начинается пиршество подводной жизни, — боком, боком тикают зелено- коричневые крабы и крабики — пока не забьются в какую либо щель. А уж если не успевает — то расщеперивается всеми лапками, а клешнями старается ухватить за пальцы. И если схватит, то пробивает палец до кости и больно невероятно. Одной рукой его поддразниваешь, а другой заходишь сверху и резко хватаешь за панцирь — а потом резко вверх — уже не хватает воздуха. Ласты работают как мощный винт, и ты на скорости вылетаешь из воды по пояс — как пробка из бутылки. И воздух, пьянящий воздух метрами, кубометрами вливается в легкие, успокаивая колотящееся сердце. А краб, размером с доброе блюдце пополняет запас будущей закуски к пиву.
А что за чудо рапаны. Эти полосатые пришельцы из дальневосточных морей очень быстро освоились у нас и начали активно уничтожать мидий — гоже чудесное лакомство Черного моря. Я привязывал к поясу сетку — авоську, а внизу, чтобы не болталась — к коленке резинкой. По две, три сотни за один заплыв набирал я рапан в погожие дни. От самых маленьких до размеров в кулак они рассаживались на выступах скал, как зрители в подводном театре. Иногда они вытягивали длинную ножку, которой отталкивались от точки присоски, и спирально красавица переползала на новое место. Этой же длинной ножкой, имеющей жесткие бугорки, рапана просверливает круглые дырки в створке мидии и высасывает с аппетитом все содержание. Мало того, что пустые раковины рапан очень красивы, но они и вкусны необыкновенно. Каждый день после моря мы набирали ведро рапан, заливали водой и кипятили на костре во дворе нашей дачи.
Потом шел процесс вытаскивания сваренной улитки загнутым гвоздиком, и при этом нужно было вынуть ее так, чтобы далее самая крохотная завитушка тоже вылетала, иначе она оставалась внутри и шибко воняла. Тогда ракушку на все лето закидывали в муравейник, где муравьи четко делали свою работу. Из всего содержимого очищалось белое мясо — главная мышца, мелко рубилась и смешанная с луком и политая уксусом становилась чудным закусоном к любому столу. А сотни ракушек по 10 копеек за штуку забирал один дядька, который потом их чистил, покрывал лаком и бодро торговал по умеренным ценам тысячам отдыхающих.
На вырученные дармовые, денежки я купил себе ласты, маску с трубкой, а потом и подводное ружьё с резиновым взводом. Все это только — только начало появляться в спортивных магазинах юга. Уже потом, работая командиром взвода инженерной разведки, я в полной мере освоил наши первые акваланги, тренируя своих разведчиков в красивой бухте в Рабочем Уголке на ЮБК (южном берегу Крыма). Вот там, на глубине 12-14 метров действительно были крупные экземпляры рапан. А для отпусков я переделал изолирующий противогаз ИП-4, привозил полный чемодан фильтрующих патронов и бродил под водой в свое удовольствие. Все эти дайвинговые, как сейчас говорят, увлечения порядком укрепили мою дыхалку, да и здоровья прибавили в полной мере.
За время летних отпусков я, как курсант военно-инженерного училища капитально напрактиковался в бетонных и других строительных работах. Всей семьёй мы возводили двухэтажный дачный дом своим родителям среди тропических зарослей окраины поселка Дагомыс — рядом с Сочи. Сейчас его уже нет. После смерти родителей эту территорию выкупил Ленинградский горисполком — под раздачу попало 5-6 участков. Сейчас на этом месте построена длинная пятиэтажка на три подъезда, где живет обслуга Питерского санатория в Лоо. Правда, питерцы сестре — Любе купили 3-х комнатную квартиру на окраине Сочи, а брат — Славик получил однокомнатную в многоэтажке здесь же — в Дагомысе. Ну а мне, поскольку я тогда уже был подполковник и имел квартиру в Тбилиси — сказали, что за Вас уважаемый — государство уже позаботилось.
В народе говорят — как она не болела — все-таки померла. Так и для меня кончились три года курсантской жизни. Сданы все экзамены, зачеты, сделаны отдельные и общие фото уже в лейтенантской форме, форма сшита и получена. На последнем построении выпускников нам вручили дипломы об окончании и дали проездные документы уже в купейном вагоне. И был это последний выпуск того, бывшего Московского училища, а на наше место уже переселялось Ленинградское инженерное со своим названием, знаменем и высокорослым генералом - начальником училища.
Назначение я получил неожиданно для всех и для себя тоже — в Одесский военный округ. Когда один из наших педагогов — хороший полковник с минно-взрывной кафедры — узнал, что я еду в Одессу — сгреб меня в охапку и отдал бутылку коньяка. Там, в Одессе есть начальник штаба инженерных войск — зам начинжа — полковник Холопцев — мой лучший друг и кореш с лейтенантских лет. От меня передай ему огромный привет (с коньяком).
|
